Почему он выбрал ее?

Брак — это вовсе не цель, а только один из способов реализации серьезных отношений.

И женская психология в этом смысле не слишком отличается от мужской. И все это не имеет ни малейшего отношения к праву женщины вести до брака полноценную сексуальную жизнь… Да и вообще все гораздо сложнее.

Моя подруга Люся росла в гипертрофированно приличной семье. Музыка, английский, крахмальные воротнички. Первые туфли на каблуках были куплены ей только в шестнадцать, ибо «шпильки» на ногах подростка признавались неприличными. Особого ханжества, впрочем, там не было. Только преувеличенная, навязчивая опека и надежно привитое Люсе убеждение, что все должно быть как у людей.

Своего первого мужчину двадцатилетняя Люся встретила, как ни странно, на улице. Довольно скоро ухажер был представлен родителям (и вполне ими одобрен, поскольку выглядел и вел себя прилично), а уже через три месяца стал зваться женихом.

Ухаживал Виктор тщательно и по правилам: букеты, конфеты, без конца смакуемые планы на общее будущее. Помню, я зашла к Люсе после возвращения из Прибалтики, куда она ездила отдыхать в компании сокурсницы. Светясь от гордости, она показала мне толстую тетрадку: все эти две недели жених писал ей письма, но не отправлял, а вручил единым талмудом по возвращении.

Через год они поженились. И вот тут началось что-то странное.

Виктор с избытком обеспечивал семью, гнездо «как у людей» было построено, но сам он в этом гнезде появлялся только к ночи. Целые дни проводил с приятелями, представлять которых Люсе не считал необходимым. Она закатывала скандалы. Он, как правило, молчал.

А вскоре появилась и женщина. Люсиной соперницей оказалась девчонка семнадцати лет, веселая, разбитная, уже несколько потрепанная жизнью. «Я его прямо спросила, спит ли он с ней, — кипятилась Люся. — А он уверяет, что ничего такого между ними нет, они просто ходят гулять по крышам! Ты можешь такое представить?»

Честно говоря, я могла. Думаю, что никакого секса, во всяком случае вначале, там и вправду не было. Но если бы я была на Люсином месте, эти прогулки по крышам насторожили бы меня куда сильнее, чем банальная постельная измена.

Виктор стал напиваться, несколько раз пробовал наркотики. Через полгода за драку угодил в тюрьму, и беременная Люська бегала по инстанциям, добиваясь условного срока… Все это время Виктор то уходил, то возвращался, то оскорблял жену, то клялся, что жить без нее не может и наложит на себя руки, если она с ним разведется. Потом он заявил, что приведет эту девчонку домой, потому что им «нужно пожить втроем». На этом Люся сломалась…

Приятельница-психотерапевт, к которой я привела вконец издерганную Люську, потом говорила мне интересные вещи. Виктор — как выяснилось, с детства предоставленный самому себе и выросший в изрядной грязи — произвел на нее тем не менее впечатление человека не только начитанного, но и думающего, с очень сложным, но каким-то развинченным внутренним миром. Он по памяти и к месту цитировал Фромма и Кастанеду, пытался анализировать свое поведение. Скорее всего, он просто не в состоянии был выбрать одну женщину и одну жизнь. В Люсе его привлекало то, чего он не имел в детстве: «умеренность и аккуратность», предсказуемость, домовитость. В девчонке с крыши — темперамент, веселая жажда жизни, готовность слушать, открыв рот, его рассказы и рассуждения (Люсе Фромм был, в принципе, до лампочки).

Промучившись три года, на полшага от психушки они наконец развелись.

Любят одних, а живут с другими, как правило, те, кто не вполне понимает, чего хочет.

Или (что даже вероятнее) понимает, но по каким-то причинам категорически не желает себе в этом признаваться. Мучась от собственной раздвоенности, человек может долгие годы (а в особо тяжелых случаях и всю жизнь) провести в непрестанных «челночных рейсах». Между страстно желаемым и надуманно необходимым. Или между собой настоящим и придуманным — таким, каким ему хочется себя видеть.

Такими историями, кстати, изобилуют биографии творческих личностей, среди которых, как известно, довольно много людей с причудливыми комплексами и раздрызганной психикой. В этих историях частенько бывает «сто пудов любви», но до обидного мало настоящего счастья. Не желая или не смея сделать выбор, человек идет на то, что поначалу кажется ему удачным компромиссом. Он старательно выстраивает два мира, втайне надеясь урвать двойную порцию жизни. Две половинки дают в сумме целое, хотя бы арифметически. Но жизнь души частенько попирает законы математики.

Чем сложнее и запутаннее внутренний мир человека, тем больше у него шансов вот так метаться между двумя вариантами собственной судьбы. Пока что-то или кто-то не вернет ему утраченную цельность.

Михаил встретил Ольгу в командировке. Ему исполнилось тридцать, он недавно развелся, но сильно не переживал, ссылаясь на афоризм Макса Фриша: «В жизни каждого мужчины найдется нечто более важное, чем женщина, стоит ему только прийти в себя». Впрочем, подружек, готовых скрасить одиночество, у него тоже хватало.

На мою просьбу описать Ольгу он улыбнулся и ответил: «Если смотреть со стороны, она довольно некрасива. Но почему-то со стороны я больше никогда на нее не смотрел…»

Началась жизнь на два города. Оля была умна, сексуальна, легка на подъем, а главное — удивительно хорошо его понимала. Не придиралась по пустякам, не грузила бабскими капризами… Она принимала его любым. Через год Миша обнаружил, что просто не может без нее жить. В очередной свой визит к Оле он сказал: «Выходи за меня замуж». Она помолчала… и отказалась.

Сказала, что любовь — это одно, а брак — совсем другое. Что очень его любит, но с профессией, связанной с постоянными и неизбежными разъездами, примириться не сможет никогда. Что он слишком падок на женщин, что неизбежно будет ей изменять. Сейчас она может об этом просто не думать, но в качестве жены будет чувствовать себя униженной, отлавливая мужа по чужим постелям. Он клялся, что ему уже никто не нужен, что все изменится, но Ольга как будто не слышала. А через месяц исчезла. Просто исчезла, растворилась, не оставив ни записки, ни объяснений — ничего.

Михаил пытался Ольгу разыскать, но безрезультатно. Забыть ее он не мог, но жизнь так или иначе продолжалась. Любимая работа, приятели, бесконечная вереница подружек. Он давно установил себе правило: никогда и никуда не возвращаться. Что прошло, то прошло. Через год он женился.

Его выбор удивил всех. Лина, новая жена, оказалась несколько ограниченной, внешне неброской (чтобы не сказать — простоватой), хотя и не лишенной обаяния. С Мишкой она держалась подчеркнуто снисходительно, явно пыталась его строить, и поначалу ему это даже нравилось. Те, кто был рядом в их первый год, до сих пор вспоминают, что Михаил, похоже, был всерьез увлечен и счастлив.

Впоследствии он говорил мне, что она не особенно интересовалась сексом и в этом смысле их отношения стремительно миновали начальную, медовую стадию и скатились к прожиточному минимуму. Что было более чем странно, учитывая Мишкину — очень чувственную — природу.

Сейчас я думаю, что так проявилась хорошо известная мне Мишина особенность — бессознательная потребность настраиваться на волну близкого человека, перенимать его привычки и взгляды на жизнь. Должно быть, вслед за Ольгой он тоже разделил любовь и брак и, признав, что так безопаснее, довел это разделение до логического абсурда. Из этого абсурда, как Афродита из пресловутой пены, явилась Лина. Уже через год начались скандалы и стычки, Мишка снова пошел по рукам, жена без конца устраивала допросы с пристрастием и выворачивала его карманы, а он огрызался и пил.

А вскоре в метро случайно встретил Ольгу.

И забыл о своем обещании никогда не возвращаться, и все завертелось снова, а Ольга была уже замужем, и он был женат, и все было сложнее и проще. Она приезжала, была любовь, было счастье, он провожал ее на вокзал, возвращался к жене и подружкам и снова ехал на вокзал — встречать ее. Так продолжалось лет десять. За это время Ольга трижды выходила замуж — по-прежнему не за него. От последнего мужа родила дочку. И однажды сказала: «Знаешь, тогда, давно, я совершила ошибку. Теперь я это понимаю, но изменить ничего не могу. И ты не можешь. Так что лучше нам расстаться…»

С этим убеждением — в совершенной ошибке и невозможности ничего изменить — по-прежнему живущий с Линой Мишка достался женщине, которая изменила все.

Вначале был «секс, замешанный на дружбе» (ее формулировка). Во всяком случае, им обоим хотелось так думать. У него за плечами был брак вне любви и любовь вне брака. У нее — любовь без взаимности и взаимность без любви (бывает и такое!). Так или иначе, сейчас оба хотели одного — легкости и тепла. Вначале все так и было. Пока однажды она — помимо своей воли, отлично понимая, что рискует и теплом, и легкостью, — не ввязалась с ним в отчаянный спор. И не бросила в сердцах: «Послушай, ты сам себе лжешь!» Она умела слышать несказанное. И ей — черт с ней, с легкостью! — уже не было все равно.

С той минуты их отношения вошли в какую-то новую, странную фазу. Она то и дело ждала его после работы, пританцовывая на лютом морозе под одобрительными взглядами его ухмыляющихся приятелей. Он подвозил ее до дома, но подняться в квартиру успевали не всегда, поскольку еще в дороге, как правило, начинались разборки. Тогда они подолгу сидели у подъезда в машине и неистово друг на друга орали. Порой ей казалось, что только на этих стычках и держатся их отношения, что ради них эти отношения существуют. С маниакальным упорством, почти не веря в успех (он был существенно старше и, в общем, ничего уже не ждал), она врывалась в его привычки, оспаривала каждый его тезис и снова и снова нарывалась на скандал.

Эти стычки кончались по-разному: всплеском надежды или оскорблениями, бурным сексом или оглушительным хлопком двери. Каждый раз, когда ей казалось, что больше так нельзя, что ничего уже не поможет, что со всем этим надо кончать, она обнаруживала, что перед ней два разных человека. Какой из них настоящий? Или настоящего она и не знала? Ответить она не могла. Но не могла и уйти, не получив ответа. И потому, кто бы ни был инициатором очередной попытки разрыва, первой всегда возвращалась она. И продолжала по-своему приводить в порядок его изрядно запущенную жизнь.

Он кричал, что так невозможно, что уже стар для таких страстей, что она ничего не хочет понимать, а он ничего не может изменить. А потом вдруг понял, что может. Он собрал свои вещи и разъехался с Линой, которая восприняла это не без облегчения.

Через неделю внезапно позвонила Ольга — будто почувствовала! Сказала, что они с мужем решили купить компьютер, а лучшего эксперта, чем Миша, им не найти. И вообще, почему бы не встретиться, не поболтать?

Михаил расспросил, как она живет, вежливо объяснил, что, к сожалению, ничем не сможет помочь, осторожно положил трубку и почувствовал, что свободен.

Разборки продолжались, но уже его не мучили: он научился выяснять отношения и больше не лгал — ни ей, ни себе. Жить теперь все равно было сложнее, чем с деспотичной, но зато простой и понятной Линой. И гораздо сложнее, чем со спокойной, все понимающей Ольгой. Только теперь он частенько задумывался: а было ли то спокойствие пониманием? Может быть, просто недостатком любви?

Кстати, с исчезновением Ольги и Лины, как хвост ящерицы, отвалились и подружки. Почему-то — впервые в жизни! — он совсем не хотел изменять.

Фото: Getty Images