Я росла в классической русской однополой семье, как и многие из нас. Мама, бабушка, нищета, деревня, огород, 5 кошек и 2 собаки. Высшими ценностями в нашей семье были деньги, удачно выйти замуж и родить детей. Но я не верила, что это когда-либо произойдет, ведь мама рассказывала, что на таких, как я, никто не женится. Поэтому первый же кандидат был осчастливлен моим «ДА» и приведен к маме в надежде доказать, что вот, нашелся все-таки.
После свадьбы я боялась затрагивать тему детей, потому что понимала: не хочу. На предложение мужа завести ребенка отвечала, что да, но не сейчас. Мама со своим «пора», страх потерять стабильность в лице мужа и почувствовать себя неполноценной сделали свое дело. Родилась дочь — Соня. В браке с ее отцом мы в общей сложности прожили пять с половиной лет.
После развода я отдала дочь бывшему мужу. Она гораздо больше привязана к нему, чем ко мне, потому что укладывал ее всегда только папа, играл с ней в 80% случаев тоже он. К себе я беру Соню раз в неделю на 3-4 дня, алименты плачу одеждой. Когда дочка болеет, я ее не вижу. Меня это не устраивает, но сделать я ничего не могу. Он король, у него есть деньги. Много. А я — никто.
Люди говорят: «Ребенку все равно в каких условиях расти, главное, чтобы мама была рядом». Вот моя рядом была, но есть прокисший борщ и грызть косточки было не весело. Как и купаться в тазике. Соня в таком жить не будет. Я сделаю все возможное, чтобы разбогатеть. Даже в ущерб нашему общению с ней. Пожалуй, это одна из причин, почему я стала суррогатной мамой.
Средний гонорар за услуги вынашивания ребенка — 1 миллион рублей. Плюс 30 тысяч в месяц на протяжении беременности, около 20 тысяч за перенос эмбриона и около 30 тысяч на покупку одежду для беременных. Вынашивать следующего ребенка можно спустя год после родов, рожать суррогатной матери разрешено до 35 лет.
Если учесть, что я юрист по образованию, и, чтобы работать по специальности в Таганроге, мне нужно пахать с утра до ночи, получая 25 000 рублей, то выбор очевиден.
Как я оказалась в программе суррогатного материнства⠀
В 2018 году, когда Соне исполнился год, я стала искать программу. Рассказала о планах знакомым и узнала, что они нуждаются в услугах суррогатной матери. Мы съездили к репродуктологу, он подтвердил, что я подхожу, но у пары начались метания: «А может еще одно ЭКО?». У них к тому моменту было 17 попыток. Меня попросили подождать. В силу своей неопытности я согласилась и просидела более полугода в ожидании. В итоге они сделали еще одно экстракорпоральное оплодотворение, даже не сказав об этом мне, и родили свое дитя.
Я осталась у разбитого корыта, и в тот же день написала в профильной группе в ВК объявление: «Стану суррогатной мамой, без переезда. Таганрог. Без кесарево. 25 лет, кровь 2+, обследована». Сразу же откликнулись родители. По телефону сказали, что к переносу все готово, 3 эмбриона. Женщина не может выносить из-за болезни, при которой нельзя беременеть. При встрече я узнала, что они собрались брать на мои услуги по вынашиванию ребенка кредит. Отказала им.
Прекратив самостоятельные поиски, я обратилась в агентство из Краснодара. Заполнила анкету, мне перезвонили и осчастливили — есть пара. У них все готово, условия хорошие, один нюанс: хотят дополнительные обследования под наркозом для перестраховки. Отказалась.
Далее звонок от следующей кандидатки в мамы. У нее заболевание, при котором не только беременеть нельзя, но и яйцеклетки брать тоже — любая стимуляция путь на тот свет. Эмбрион один и если вдруг «пролет», то у нее никогда не будет детей. Отказалась.
Куратор предложила пару с ВИЧ, вероятность заражения в родах не более 2-3%, гонорар в 4 раза выше обычного. Даже не думая, отказалась. Была бы вероятность менее 1% — пошла бы.
Следующих родителей мне предложили снова из Ростова. Все наконец сошлось! Мы начали подготовку, до переноса оставалось всего 3 дня, билеты на руках, и вечером перед вылетом оказалось, что я по собственной невнимательности принимала неправильную дозу гормонов.
Тогда я в первый раз задумалась — а, может, не судьба?
Когда отчаяние отпустило, познакомилась с другими биородителями. У них были готовые эмбрионы, но без ПГД. Это значит, что может быть выкидыш, либо ребенок с синдромом, а мне потом аборт делать. Я пошла на риск, потому что влюбилась в них. В итоге у нас ничего не получилось, и они выплатили мне компенсацию за предварительное расторжение договора.
После них я узнала, что в Ростовской области родителей больше нет, и поехала в Москву. Выбрала агентство где больше всего платят, мне выслали деньги на билет. Выдали договор. Я переслала его юристу и узнала, что они мошенники. Возвращаться домой пришлось за свои кровные.
Новое агентство. Тут все оплатили, все идеально. Начала проходить обследование и… пришел положительный анализ на гепатит. Агентство потребовало возврата денег. Я в шоке побежала пересдавать. Новый результат: биоматериал не пригоден, кровь свернулась в пробирке. На следующее утро сдала снова — отрицательно. Они перепутали!
Я шла и думала: «Что же со мной не так?» Женщины, которые узнали о суррогатном материнстве от меня, уже беременны и скоро будут рожать, а я мечусь как крыса в клетке. Снова заполнила анкету, пообещав себе, что это последняя попытка.
Через 15 минут мне перезвонили. Обсудив все нюансы, меня пригласили в Москву. На приеме у репродуктолога я была на 5-6 день цикла. Врач задал стандартные вопросы, сделал УЗИ. После мне выдали баночку и отправили в туалет на сбор мочи. Проследили, чтобы я туда зашла без сумки. Это проверка на наркотики. Когда прилетела обратно домой, на почте уже был договор.
Подготовка и перенос эмбриона
В первый день следующего цикла я сказала репродуктологу, что он начался. Врач назначил пить гормональные препараты, чтобы нарастить по максимуму эндометрий. Почти каждый день я летала в Москву на прием и УЗИ для контроля. 23 марта 2020 года был мой последний визит — и либо в следующий раз я прилечу уже с животом, либо суррогатное материнство остается в мечтах.
Я приехала в клинику заранее, чтобы не опоздать. Это очень важно, потому что эмбрион размораживается строго к определенному времени и без переноса в матку может погибнуть. Мне выдали стерильную одежду, шапочку и сказали переодеться в палате. Я сходила в душ и за мной пришла медсестра. Комната для переноса была похожа на операционную: большая лампа, телевизор и окошко, за которым сидел эмбриолог. Я волновалась.
Тут прозвучали мои ФИО, 5-дневный эмбрион и далее какие-то параметры. Врач подтвердил и забрал из окошка маленький шприц. Медсестра поставила датчик УЗИ на живот. Дальше я смотрела на экран. Там все было предельно понятно: где матка, где катетер, а где жидкость, в которой содержится эмбрион. Процедура безболезненная, все происходит быстро, менее минуты.
Когда все ушли, я тихо прошептала: «Привет, нам с тобой жить 9 месяцев вместе. Твои родители тебя очень ждут». Через 10 минут на каталке меня отправили лежать в палату. Спустя полчаса было очень страшно вставать. Сев в машину, я сползла по сидению. Мне казалось, что эмбрион может «выпасть». В гостинице я получила деньги за процедуру переноса и еще лежала часа два.
Беременность и обязанности суррогатной матери
На третий день я полетела домой, до аэропорта меня довезли на машине. На пятый — решающий день — с утра сделала тест на беременность. Оставила его на столе, сама пошла заправлять кровать, чтобы не мучатся в ожидании. Вернувшись, увидела еле заметную вторую полоску. Отправила фото куратору, получила поздравления. На следующий день сдала ХГЧ, результат подтвердил беременность, и мне перечислили первую ежемесячную выплату.
Единственное, что поменялось с беременностью, — это токсикоз. Длился он до 15-16 недели. Меня рвало по 10 раз в день, и я постоянно думала: «Со мной что-то не так!». В целом же, я чувствовала себя в беременность лучше и легче, чем без нее. С удовольствием бы так ходила хоть год.
Все мои должностные обязанности были прописаны в договоре:
всегда быть на связи, даже ночью. Однажды мой телефон разрядился, и я получила вежливую просьбу больше такого не допускать.
сообщать о любых симптомах. Даже если показалось. Даже если пару раз чихнула. Мне давалось это особенно сложно, потому что было стыдно говорить, что «кажется, першит в горле».
сдавать все анализы и обследования. У суррогатной мамы нет права рассуждать: «А надо ли делать такой тест?». Эти эксперименты возможны только со своим ребенком. Я один раз забыла сдать ОАМ. Хотя за это предусмотрен штраф, с меня никто ничего не взял.
оберегать себя от стрессов. Конечно, мы не застрахованы от ЧП, смерти близких, однако, по договору, даже в такой ситуации придется взять себя в руки.
исполнять все назначения врача. Если назначил, значит, надо. Это закон. Ни о каком «посмотрю в интернете и решу» речи быть не может.
не экономить на питании. Все, что нельзя беременным, нужно исключить, и следить за сбалансированностью рациона. Правда, я пила колу зеро. Не смогла отказаться от привычки.
никаких сигает и алкоголя. Если проверка выявит — штраф 100 тысяч рублей. Второй раз — теряется право на получение гонорара. Третий — суррогатная мама должна сумму гонорара и далее жить под присмотром.
запрет на половую жизнь. Это в целях защиты от ЗППП. Мне было очень стыдно консультироваться с юристом на тему того, относится ли к этому пункту мастурбация. Оказывается, нет. Половая жизнь — это только близость с партнером.
Дополнительно меня еще просили не ездить на общественном транспорте, так как начался коронавирус. Однако мне оплачивали такси, поэтому проблем это не вызывало.
Роды и мои чувства к ребенку
Примерно до 30 недели я чувствовала беременность только как состояние организма. Когда плод стал большим, я начала общаться с ним, напоминала, как мама и папа ждут его. Из чувств тогда присутствовало только ожидание.
В день родов в 15.20 мне прокололи пузырь. Потом два часа я сидела в интернете и танцевала перед камерой. В 17.00 начались регулярные схватки, а через полчаса мне поставили анестезию, и я немного подремала. В 19.30 родила и, когда увидела малышку, испугалась: она была синяя и первые две секунды даже не шевелилась. Потом начала плакать. Пока ее обтирали, взвешивали, измеряли и пеленали, я испытывала умиление. Она казалась невероятно красивой! Потом девочку унесли в детское отделение ждать маму, а меня перевели в палату.
Я помню, как спрашивала себя: что же я чувствую? Какой-то неожиданный дискомфорт, непривычность. Но мне так хотелось спать, что я заснула мгновенно. Роды изматывают.
Следующие дни в роддоме у меня не было свободного времени, чтобы что-то чувствовать. Я бегала по заведующим, главврачам, подписывала огромные пачки документов: согласия на усыновление, отказы от сведений о состоянии ребенка, от совместного пребывания и много еще чего. Сотни экземпляров: для МВД, ФМС, Прокураторы, ЗАГС и прочих инстанций.
После выписки я получила свои деньги и долго не могла прийти в себя. Появилось чувство, будто я сделала что-то ужасное, непоправимое. Продолжалось оно до самого отъезда. Вернувшись домой, около недели я скучала по чему-то: то ли по той жизни, что у меня там была, то ли по ребенку, то ли по Москве, а может быть, по беременности и животу. Но потом я взяла дочку и постепенно забыла о том, что было. Сейчас я помню только одно: глаза родной матери ребенка.
Фото: Getty Images, личный архив героини