Я всегда верила в «неслучайные» встречи, которые даются нам для того, чтобы что-то понять, чему-то научиться, что-то изменить. И все же такие знаковые знакомства – большая редкость, а потому не всегда возможно сразу их распознать.

Петя Аксенов появился в моей жизни как-то чересчур обычно и до неприличия случайно. «Алло, Тоня? Это Петр Аксенов – ну, ты меня знаешь…», - раздалось в один из зимних вечеров в моей телефонной трубке. Я не знала.

Дальше были сумбурные разговоры о работе, несколько пространных писем, обрывки идей и мыслей, за которыми сложно разглядеть реальную значимость чего бы то ни было. И, наверняка, все так бы и осталось «обычным», если бы не произошла та встреча. Встреча, благодаря которой, вы и читаете сейчас это интервью. Встреча, которая открыла мне совершенно незнакомого, но невероятно интересного человека, с которым хочется говорить, которого хочется слушать и о котором хочется писать, - Петра Аксенова.

«Я понял, что могу влиять на людей своим внутренним миром»

Петр Аксенов широко известен в медиа - и fashion - кругах Москвы. На его счету сотрудничество в качестве стилиста с журналами L'Officiel, ELLE, Vogue, GQ, MENU Удовольствий, создание fashion-проектов – May Fashion, Nightlight Awards, руководство арт-кафе «Галерея», многочисленные выставки и художественные проекты. Его творческие работы уже давно нашли отклик в сердцах Умы Турман, Милы Йовович, Марата Загидулова, Александра Карманова, Милен Фармер, Лорана Бутона, закрепив за художником славу настоящего эстета. Первая персональная выставка Аксенова «Трагедия Белоснежки» открылась 15 сентября в галерее RuArts.

- Петя, что ты чувствуешь сейчас, спустя неделю с момента открытия выставки, когда страсти уже немного улеглись?

- Как бы это пафосно не звучало, но, когда я проснулся на следующее после открытия утро, то почувствовал, что теперь моя жизнь все же станет другой. Ведь до этого момента род моей деятельности так или иначе представлял сферу пусть и каких-то необыкновенных, но все же услуг. То я, словно по мановению волшебной палочки, старался превращать в праздник любые проекты. То делал какие-то фантастические проекты со съемками. То собирал интересных творческих людей для работы над совместными художественными проектами. Но, как бы то ни было, я все время создавал что-то для кого-то. «Трагедию Белоснежки» я задумывал, прежде всего, для себя. Хотя, конечно же, и для людей. А еще одна вещь, которая меня поразила, - это то, что многие гости выставки (часто совсем не знакомые мне люди), посмотрев на мои работы, говорили, что действительно не ожидали такого увидеть. И каждый находил в них что-то свое: для кого-то выставка по-новому открыла Красоту, кто-то почувствовал в ней мощную социальную подоплеку, для кого-то она стала образцом профессионализма в работе. Я считаю, что каждый должен в жизни что-то проповедовать, и «Трагедию Белоснежки» можно считать моей проповедью. Главное, что я сейчас ощутил, - это то, что я могу влиять на людей не своими внешними проявлениями, а внутренним миром.

- То есть, когда ты задумывал выставку, ты к этому не стремился?

- Признаться честно, я задумывал этот проект как некую провокацию, больше связанную с современным артом. А получилось нечто большее. Представители современного арт-искусства, конечно, пока относятся ко мне с недоверием, но я тем не менее уже попал во многие престижные коллекции как в Европе, так и в Америке и Канаде.

- Ты ощущаешь негатив по отношению к тебе?

- Да, на меня идет ополчение со стороны представителей двух сфер: «мастодонтов» современного арта и людей из той среды, в которой я жил и общался до сих пор, - мира моды, например. Если какой-то главный редактор, кино - или телезвезда видел меня на модных съемках, это еще не дает ему права говорить обо мне только в этом аспекте. Я семь лет учился в художественной школе, три года – в художественном училище, мой отец – художник и фотограф, а мать – известный специалист по реставрации икон и иконописец. Люди, которые знают меня не больше трех лет, не могут понять и поверить, что за свои тридцать лет я успел многое пережить, многого достичь, что у меня вполне может быть два высших образования, и я действительно многое умею. Складывается впечатление, что, если даже я прямо сейчас сяду за фортепиано и сыграю, скажем, Рахманинова, люди не поверят, что я окончил музыкальную школу и владею инструментом. Окружающие почему-то как-то неадекватно и нервно реагируют на чужой успех. Но это было предсказуемо, потому что, как сказала мне арт-директор галереи RuArts, люди задолго до открытия выставки звонили и в достаточно язвительной форме пытались что-то о ней «разузнать». Почему-то людьми овладела обида на то, что «стилист делает выставку». И еще обиднее для них было убедиться, что король-то не голый. Вообще, негатив – это зависть, а я таким чувством не страдаю. Ведь все знают, кому завидовала Кортни Лав…

На создание работ для «Трагедии Белоснежки» Петра вдохновило творчество режиссера Тима Бартона и художника Эндрю Зендора, а также всемирно известная сказка братьев Гримм «Белоснежка и семь гномов». Наложив образы литературного произведения на социально-философскую структуру мира, Аксенов сосредоточил свое внимание на двух центральных образах сказки – Белоснежке и Злой королеве – мачехе, символизирующих два абсолютно разных женских архетипа.

- В концепции моей выставки заложена идея двух миров. Один – мир красоты, искусства, сказки. Второй – тот мир, который мы не замечаем, - мир страданий, смерти, морали, ценностей, которые мы растеряли за последнее время, но о которых мне хочется напомнить людям. В своем следующем проекте я буду закрывать розы в газовую камеру. Мне кажется, что ГАЗПРОМ и ЛУКОЙЛ поглотили человеческие души, а потому главная ценность современного мира – это газ и нефть. Посредством своих работ я постараюсь донести до окружающих свой взгляд на происходящее, которое мне совсем не близко.

- Но ведь ты же сам – часть этого мира…

- Знаешь, вчера я был на одной вечеринке. Там были очень правильно подобранные и хорошо организованные люди. Красиво одетые, богатые. Играющие в «светское общество». Далекие от духовности… Для меня это все неприятно и даже в какой-то мере смешно. Я стараюсь абстрагироваться. С одной стороны, я с этими людьми, я их понимаю, но, с другой, - я не могу им верить. Нельзя сказать, чтобы они были плохими. Просто каждый из них одинок и по-своему несчастен.

- С отрицательными сторонами все понятно, интересно другое: что такого ты находишь в этих людях, что позволяет тебе с ними сосуществовать?

- Просто так сложилось, что одна из сфер моей деятельности плотно соприкасается с подобного рода людьми. На самом деле, я хотел бы от всего этого отказаться и начать служить какому-то социальному миру. Но пока я не чувствую в себе необходимой силы. Ведь эти люди по-своему очень притягательны: в их руках власть, они правят миром. Думаю, что и в этом обществе я призван что-то сказать, что и пытаюсь сделать. И потом: там, где тяжело, там и плоды будут больше.

- Петь, это действительно желание что-то сказать, самовыразиться, или стремление же быть причастным к этому миру, тоже иметь определенного рода власть?

- Сложно сказать, что мне близка эта формулировка, - «править миром». Но, с другой стороны, - это же ведь не однозначно негативное понятие. Имея определенную власть, можно дарить людям прекрасное. Конечно, выбор все равно остается за человеком. Я не смогу никакими чарами, словами или картинами, например, заставить человека мыслить иначе. Все, что я могу, - это дать ему правильный импульс к чему-то, но я никогда не смогу предугадать, как он поступит в итоге. Хотя русская нация, кстати, мне кажется очень предсказуемой во многих своих оценках и поступках, потому что в нас исторически заложены понятия нравственности, стыда. И мне это нравится! Ни в Европе, ни в Азии я этого не встречал. А потому я очень большой патриот, я горжусь своей нацией. Хотя у меня нет никаких расовых предрассудков, и я одинаково хорошо отношусь к людям любых национальностей. Возможно, эта «всеядность» и повлияла на решение претворить в жизнь мой следующий проект «Арт-война». Хотя, мне кажется, что общественность может принять его в штыки…

- Почему?

- В нем я так или иначе приравниваю разные нации друг другу. Для меня русский ребенок – это Мессия, но и еврейский, и арабский – тоже. В любой нации есть добродетель, и я научился видеть ее в первую очередь, а не во вторую.

- То есть ты либерал?

- Ну уж нет. Кто такой либерал? Это человек, который, как Винни-Пух, - ест и сгущенку, и варенье, и мед, а потом не может пролезть в дверь и ждет, когда другие либералы его подтолкнут (смеется).

- Петь, а признайся честно, что является для тебя самым важным во время создания того или иного проекта?

- Безусловно, важны все составляющие. Может показаться, что главное для меня – это, чтобы мои картины были проданы, но это не так. Иногда работаю, что называется, «в стол», понимая, что вот эти картины вообще никогда не продадутся. Но, тем не менее, коммерческая составляющая тоже важна. В этом вопросе, как, впрочем, и в любом другом, я пытаюсь найти «царский путь» - золотую середину, - как учили меня с детства родители. Когда Христос пришел на землю, он учил не только образованных людей, но и мытарей, грешников, рыбаков (и именно они, кстати, были самыми преданными его последователями). Именно к этому и нужно стремиться. Материальное, конечно, может сочетаться с духовным, главное – чтобы оно не делало человека тяжелым, позволяло ему «взлететь». А уж если обладающий богатством человек может с ним расстаться – это огромный подвиг, который, правда, не всегда под силу оценить бедному.

- Ты говоришь очень правильные вещи – с точки зрения морали, нравственности, Закона Божьего. Но ведь ты же тоже человек…

- Конечно, и передо мной постоянно возникают какие-то соблазны. Что помогает мне выстоять? Воспитание. Церковь. Совесть. Бог. Пример других людей. Свои собственные ошибки. Я понимаю, что не идеален - тщеславен, во многих вещах непримирим, эгоцентричен… Но есть в нашей жизни одна вещь, которая делает людей мудрыми, - постоянный труд. Я, например, учась в музыкальной, художественной, танцевальной школах, занимаясь с лучшими репетиторами Москвы по живописи и рисунку, все равно никогда не любил и не умел работать. И в институте мне нравились только те предметы, которые были легки и доступны. Но где-то на последнем курсе я вдруг почувствовал непреодолимое желание доказать себе самому, что я могу себя перебороть, что-то сделать, достичь в чем-то совершенства. Потому что именно в духовном совершенствовании заключается истинный смысл жизни. А понимание каких-то высших истин очень быстро приходит через желание работать. Я считаю, что человек может быть трижды необразованным, но если у него есть какая-то искорка, если он может пойти на риск, чтобы добиться какой-то высокой цели, если он искренне хочет трудиться, - у него все получится и он достигнет гармонии с собой и миром.

- Свое окружение ты выбираешь по этому признаку – желанию работать?

- Честно говоря, вокруг меня очень много людей, которых я просто жалею и стараюсь им всячески помогать, видя, как им тяжело по жизни. Но в какой-то момент мое общение с такими людьми сводится к нулю. Потому что это неудачники, амебы, люди, которые просто не могут собраться и сделать что-то. Хотя я, конечно, понимаю, что в жизни бывает много разных обстоятельств, которые не позволяют им это сделать. У кого – больной сын, у кого – внутренние комплексы, у кого – еще что-то. Я, в общем-то, всех людей жалею и люблю, но работать хочу только в отличной команде, которая действительно умеет это делать. Потому что, если я работаю, то я не ем, не сплю и полностью отдаюсь проекту. На создание «Трагедии Белоснежки» у меня ушло семь месяцев, хотя никто об этом, конечно, не задумывается.

- Когда я говорю кому-то, что люблю всех без исключения людей, меня упрекают в неискренности.

- Это, наверное, проблема тех людей, которые просто не умеют любить, а потому не могут поверить в то, что я всех люблю. Как я уже говорил, я просто для себя понял, все люди по-своему несчастны…

- Ты сам – счастливый человек?

- Я мегасчастливый. И не потому, что есть кто-то рядом, - мне это не нужно. Просто я знаю, что стараюсь любому человеку что-то дать. И это движет мной, моей жизнью, моими чувствами и поступками.

- Когда все время что-то отдаешь, рано или поздно, наступает момент опустошения…

- Да, бывает. Тогда я стараюсь взять что-то у других людей. Многие люди мне что-то дали. Так, например, я безмерно благодарен Аркадию Новикову, с которым мы, может, и не так много общались, но который меня действительно многому научил. Именно ему я обязан умением работать, ценить труд других людей, быть жестким и мягким, когда это нужно. Многие вещи мне открыла мать, невероятно сильный и глубокий человек. Чему-то меня учили, порой, просто случайные люди… Бывает иногда очень скверно. Сидишь и улыбаешься собеседнику, втыкая себе под столом вилку в ладонь, потому что не можешь, не имеешь права испортить ему настроение своими проблемами. Вообще, все мы, конечно, безумно одиноки и никому, по большому счету, не нужны. Но если у человека внутри есть Бог, у него все обязательно будет хорошо.

- В каком состоянии проще писать картины? Можно ли их вообще писать в период опустошения, упадка?

- Писать, конечно, можно только, когда все «горит». Вообще нужно «гореть» во всем, в любой работе. Я считаю, что нужно выполнять любую работу хорошо: подметаешь ли ты пол или пишешь картину. В детстве нас всех учили красиво выводить в линеечках буквы и цифры – именно так и должно быть во всем.

- Не остужает пыл негативное восприятие оплотов твоего труда окружающими?

- Да, этот вопрос меня сейчас, конечно, как никогда, волнует. Я всегда готов радоваться за людей, меня переполняет чувство сопричастности к чему-то прекрасному. И мне всегда казалось, что если я сам такой, то и другие ко мне будут относиться так же, а в ответ – сплошное непонимание. Знаешь, вот, 16 октября мне исполняется тридцать лет. Не хочу устраивать никаких вечеринок, которых было и так чересчур много в моей жизни. Я очень люблю «Реквием» Моцарта, а потому в свой день рождения решил собрать дорогих мне людей в костеле на Малой Грузинской, где это произведение и прозвучит в исполнении симфонического оркестра и хора. Мечтаю, чтобы присутствующие прониклись всей той скорбью, трагичностью, которая заложена в «Реквием». Мечтаю, чтобы они поняли, каков я есть на самом деле.

- И, тем не менее, от прошлой жизни, полной вечеринок и приемов, ты не отказываешься.

- В моей жизни их стало гораздо меньше, и я уверен, что совсем скоро их почти не останется. Часто я прихожу домой вечером, просматриваю приглашения, долго собираюсь, одеваюсь в соответствии с дресс-кодом… Смокинг сидит на мне идеально, а я смотрю в зеркало - и понимаю, что не хочу туда идти. Желания «потусоваться» я больше не испытываю, особенно в Москве. Раньше я напитывался чужой энергетикой, сейчас же я могу сам ее генерировать.

- Из твоих слов чувствуется, что ты сейчас переходишь на какую-то новую жизненную «ступеньку». Собираешься оставить все, что было «до», в прошлом?

- Постепенно расстаюсь с деятельностью стилиста, промоутера, организатора мероприятий. Мне это больше не интересно. Я работаю с командой, которой доверяю и которая прекрасно все делает, в то время как я лишь курирую ее работу и задаю ей направление. Мне же хочется развиваться в другом направлении, идти дальше…

- К чему?

- Если говорить о ближайших планах, то огромное и очень значимое место для меня в них занимает участие в качестве художника-постановщика в проекте «Великие сыноубийцы», который готовит сейчас известный режиссер Ольга Дарфи. Это пьеса про трех великих русских правителей: Ивана Грозного, Петра Первого и Иосифа Сталина, - которая, как мне кажется, таит в себе огромный социальный посыл. А если говорить глобально, то моя мечта – стать человеком, за которым пойдут другие люди, - не важно как за художником, ресторатором или даже своего рода пророком. Я хочу помогать и служить людям и думаю, что в дальнейшем это станет моим основным занятием.

Антонина Голубева