За каждой цифрой стоит человек

О главной работе

«Сейчас я занимаюсь несколькими клиническими исследованиями одновременно. Мой основной научный интерес последние семь лет — опухоли гепатопанкреатодуоденальной области (рак печени и поджелудочной железы), это одна из самых сложных специализаций в абдоминальной хирургии. Я занимаюсь улучшением хирургической тактики и техники выполнения операций при опухолях поджелудочной железы, изучаю возможности изобретения скрининга этого рака.

Такого скрининга пока просто нет, что очень опасно. Ведь это самый агрессивный вид рака, в 80% случаев его обнаруживают уже на четвертой стадии. Дело в том, что обычно он себя никак не проявляет и часто дает о себе знать только в виде желтухи и снижения веса. Выживаемость при таком диагнозе тоже очень печальная: по мировым данным, за последние 20 лет она повысилась с 2% до 9%. А оставшиеся 91% не живут дольше пяти лет — страшно подумать, что за каждой цифрой стоит человек. 

О цели исследования

Основная идея этого исследования — обнаружение частичек микро-РНК в пробах мочи, которые могут спрогнозировать развитие опухолей поджелудочной железы. В дальнейшем человека можно просто чаще обследовать, допустим, раз в полгода-год, и уже при начальных признаках рака поджелудочной железы выполнять хирургическое удаление опухоли. В итоге человек с таким диагнозом будет жить не пять лет, а намного дольше.

О команде

В Московском научно-исследовательском институте онкологии им. П. А. Герцена наша команда сейчас также изучает возможности внутриартериальной химиотерапии при опухолях головного мозга — глиобластомах. Это также один из самых агрессивных видов онкологии с низкой выживаемостью. Мы внедряем клинические протоколы по лечению этого рака. Параллельно изучаем возможности усовершенствования этой техники в Институте приматологии в Сочи. Сейчас наше клиническое исследование находится в первой фазе, длится только один год, а всего рассчитано на три года.

О победах

У нас пока нет открытий, которые помогли бы полностью победить рак. Но онкология — это такая специальность, где каждый месяц или год, который мы выигрываем для пациента, — это уже большая победа. И все наши исследования имеют прикладной характер. Это преимущество работы в НИИ: мы можем внедрить клиническое исследование в национальные клинические рекомендации после апробации и калибровки метода.

О лечении

Помимо научных исследований я работаю интервенционным радиологом (ИР) в онкологии. Сегодня лечение рака в целом базируется на четырех «колоннах»: хирургия, химиотерапия, лучевая терапия и интервенционная радиология. Последнее — это выполнение операции под ультразвуковым и рентгенконтролем: через маленькие разрезы в три миллиметра мы получаем доступ к любому органу через сосуды. Мы, интервенционные радиологи, должны владеть не только хирургическими навыками, но и «читать» МРТ- и КТ-снимки, выполнять УЗИ, а также разбираться в принципах онкологии.

Об интервенционной радиологии

Вообще, изначально я занималась абдоминальной хирургией — это выполнение всех операций на органах, расположенных в животе: от аппендицитов и холециститов до резекций печени и поджелудочной железы. Но потом я «влюбилась» в ИР, потому что эта специальность совмещает в себе полную хирургическую и научную реализацию.

Это молодая специальность, которая начала развиваться в России недавно, около 20 лет назад. Специалистов ИР в онкологии очень мало: в Москве не более 20 человек в пяти центрах, всего в России — примерно 200. И сейчас проблема в том, что наша специальность документально не регламентирована, не выделена как отдельная, поэтому, чтобы работать ИР, у меня четыре диплома: хирурга, онколога, рентгенэндоваскулярного хирурга и УЗИ-специалиста. Чтобы получить их все, после шести лет университета я училась дополнительно еще шесть лет.

В сравнении с зарубежными клиниками, где специальность ИР документально подтверждена, огромная привилегия российских клиник в том, что мы можем начать работать самостоятельно гораздо раньше. И если я начала оперировать самостоятельно на потоке в 28, то за границей часто врачей допускают до таких операций не ранее 35 лет.

О зарубежном опыте

Мы активно перенимаем опыт из-за рубежа, я уверена, что со всеми активно развивающимися технологиями для врача сегодня это жизненно необходимо. Я сама выучила английский язык, чтобы общаться с зарубежными коллегами, и в итоге у меня появилось множество контактов. Например, в «Инстаграме» (запрещенная в России экстремистская организация) мы дружим с коллегами из США, Канады, стран Европы, Азии, Африки и Латинской Америки, которые тоже занимаются ИР. Надеюсь, после локдауна мы все соберемся на конференции, где снова будем обмениваться опытом.

О графике работы

Сейчас мой типичный день проходит так: я встаю в 6:00, приезжаю на работу к 7:30 — мы начинаем обход больных, проводим планерку и утреннюю конференцию. С 9–10 часов начинаются операции — от четырех до шести каждый день, они могут длиться до 18-19 часов, при удачном раскладе — до 13-14 часов. Если я не работаю в операционной, то пишу статьи или оформляю документы на гранты, патенты и клинические исследования.

Кроме этого, четыре-пять раз в месяц у меня ночные дежурства в другой клинике — там я экстренный абдоминальный хирург. И еще я работаю для Всемирной организации здравоохранения. Сейчас мы, например, делаем перевод МКБ-11 (одиннадцатый пересмотр Международной статистической классификации болезней и проблем, связанных со здоровьем. — Прим. ред.) на русский язык. Помимо работ я не забываю и тренироваться, так как занимаюсь триатлоном и считаю, что важно соблюдать life-work balance.

Об операциях

Самостоятельно я оперирую в Московском научно-исследовательском институте онкологии им. П. А. Герцена уже два года благодаря нашему заведующему Андрею Георгиевичу Рербергу, который дает возможности для развития молодым специалистам и поддерживает нашу работу в операционной и в науке. Только за прошедший год в нашем отделении выполнено 1002 операции. В этом году мы планируем помочь еще большему количеству людей.

О детской мечте