На свете не существует фильма, в котором Татьяна Пельтцер сыграла бы молодой. Телевизионная слава нашла ее, когда актрисе исполнилось уже 49 лет. До момента всесоюзного признания артистка и товарищ Пельтцер прожила еще одну счастливую и не очень жизнь. В ней было разное: воспитание в аристократической семье режиссера, детские роли на сцене театров постреволюционной России, брак с иностранцем — немецким коммунистом Гансом Тейблером, развод, причиной которой якобы стала ревность супруга, возвращение на родину, служба в Театре имени МОСПС и увольнение за профнепригодность.
Официальной причиной, почему артистку попросили из театра стало то, что у нее было театрального образования, не официальной — называли репрессированного брата, что означало, что и сама Татьяна Ивановна попала в ряд неблагонадежных. Она устроилась машинисткой на завод, подрабатывала дворником, но не теряла надежды вернуться на театральные подмостки. И когда спустя три года ее позвали в Ярославский драмтеатр, она, не задумываясь ни секунды, поехала. Театром она жила и дышала, не представляла без него жизни. В 1938 году Пельтцер вернулась в театр Моссовета в столице.
А с 1940 года Пельтцер играла в Московском театре эстрады и миниатюр, где наконец в полной мере раскрылся ее талант. Она бралась за все — сценки, миниатюры, вела концерты, заявляла о себе как острохарактерная актриса, но при этом известна была только в узких театральных кругах.
Всесоюзный успех пришел к Пельтцер после фильма «Свадьба с приданым», где актриса сыграла роль Лукерьи Похлебкиной, старушки, пристрастившейся к выпивке. Характер в кино получился настолько реалистичным, что люди на улице время от времени предлагали Татьяну Ивановну угостить рюмочкой-другой.
Потом были роли в «Солдат Иван Бровкин», «Максим Перепелица», «Укротительница тигров», «Морозко»… Роли были разные и в тоже время одна: везде Пельтцер исполняла по-житейски хитрую, но одновременно простодушную, внимательную бабушку. Ее пенсионерки были любимыми и понятными зрителю персонажами, похожая бабушка была в каждой семье, поэтому не удивительно, что уже скоро за ней закрепилась слава главной бабушки Советского союза.
О тяжелом характере Пельтцер ходили легенды. Якобы перед спектаклями она себя специально накручивала, чтобы выйти на сцену максимально вдохновленной. Мало кто с ней мог соперничать в острословии. Была она и заядлой картежницей, почти профессионально играла в преферанс, частенько обыгрывая отца.
Парадокс в том, что несмотря на тяжелый нрав, Татьяну Ивановну все равно любили и уважали. Как-то на собрании труппы отчитывали актера Бориса Новикова. И Пельтцер не осталась в стороне. В ответ на ее реплику артист не сдержался: «А вы, Татьяна Ивановна, помолчали бы. Вас никто не любит… кроме народа!»
Пельтцер долгие годы была символом «Ленкома», куда ее переманил из театра Ленинского комсомола в 1977 году Марк Захаров. Овациями заканчивался каждый спектакль с ее участием. Даже несмотря на то, что у актрисы начались проблемы со здоровьем — она с трудом ходила, постепенно теряла память, кричала на окружающих и хамила гримерам.
Однажды соседи вызвали «скорую» после того, как несколько часов подряд слышали крики актрисы. Приехавшие врачи диагностировали у Пельтцер манию преследования и отправили в психиатрическую клинику. Народную артистку СССР поместили в общую палату для душевнобольных на 20 человек. Там ее нашла подруга Ольга Аросева, к которой Пельтцер бросилась с объятьями, хотя явно и не узнала гостей. Просто догадалась — это кто-то свой.
По словам Аросевой, Пельтцер была с расцарапанными лицом и руками, вся рубашка была залита кровью. Врач развел руками, что они могут сделать, актриса дерется и с медсестрами и другими пациентами.
«Ничего страшнее в своей жизни, чем в этой больнице, я не видела, — рассказывала лучшая подруга. — Кругом сумасшедшие старухи шныряли как мыши. А Татьяна прислонилась ко мне и шепчет: ''Возьми меня отсюда''. Забыла мое имя, но, когда врач спросил ее, кто я, напряглась и сказала: ''Друг мой''».
Руководство театра, применив все свои связи, нашли для Пельтцер другую, ведомственную больницу. Аросева отыскала бывшую домработницу Пельтцер, которую актриса когда-то выгнала в минуты припадков и уговорила снова ухаживать за больной Татьяной Ивановной.
Как раз в тот момент, когда Пельтцер выгнала сиделку, в ее доме появилась якобы администратор Большого театра, которая заставила больную женщину от руки переписать завещание. Через три дня из квартиры Пельтцер исчезли все ее сберегательные книжки. Но к тому времени самой артистки было уже все равно. Сознание гасло, она не помнила ни своих имен, ни имен друзей. В последний раз, бродя по коридору больницы, актриса споткнулась и упала, получив перелом шейки бедра.
Ее домработница Елена, ухаживавшая за ней, вспоминала, что накануне смерти, Пельтцер, до этого давно никого не узнававшая, ее вдруг признала.
«''Это моя, — говорила она врачам, — моя! '' — рассказывала Елена. — Только гладила меня по руке и показывала движением пальцев, что, мол, хочет курить. Я достала сигарету, и она с большим наслаждением выкурила. Она даже улыбалась, но в глазах уже была какая-то муть. Но по имени назвать никого не могла».
Елена уехала из больницы около восьми вечера. А в половину одиннадцатого ей позвонили из больницы и сказали: «Татьяна Ивановна умерла».
Фото: Legion Media, ТАСС, PhotoXpress.ru