Выход на свободу скопинского маньяка Виктора Мохова после 16 лет заключения и последующее интервью, которое взяла у преступника Ксения Собчак, прошлись по Рунету как цунами. Равнодушных почти не осталось: блогеры обвинили журналистку в «пробитом дне», политики потребовали отстранить ее от эфиров, а общественные деятели инициировали петицию по изменению правил надзора за убийцами и насильниками. Подключился даже Следственный Комитет: началась проверка высказываний Мохова в прессе. Ну а зрители — зрители с интересом наблюдали и продолжают наблюдать за каждым новым витком жуткой истории с насильником, продержавшим двух девушек в бункере почти четыре года.
В чем только не обвинили Ксению Собчак — и в предательстве профессиональной этики, и в героизации преступника, и в отсутствии эмпатии. Последнее, по словам писателя Игоря Мальцева, жестко высказавшегося о передаче, и вовсе приблизило ведущую к её герою:
«Полное отсутствие эмпатии, наблюдаемое у людей этой профессии, и у Ксении в частности, роднит ее с маньяком. Так как у любого маньяка (насильника, убийцы, какого угодно) отсутствие эмпатии — доминирующий фактор в психологическом профиле. Собственно, именно это и ужаснуло огромную часть общества, причём самых разных политических взглядов, и заставило высказываться и ставить дизлайки в столь любимом attention whore „Ютубе“… Есть такой термин — „тривиализация“. На самом деле это именно опошление по-русски. Так вот, все, чем занимается КА на протяжении 66 минут, это и есть опошление — зла. У опошления есть главная задача — сделать его приемлемым».
Но так ли ужаснулось общество? И так ли брезгует оно такими сортами хайпа, как пытается показать — смело ставит вопрос журналист Антон Красовский:
«Это вы лицемерные лживые упыри, готовые спекулировать на всем, включая страдания этих девочек (одной из которых в фильме больше, чем самого этого Мохова), чтобы выплыть из пучин неизвестности на поверхность информационного пространства. Хоть на секунду. Смотрите: я тоже ненавижу Собчак. Вы ради этого даже придумали что-то про мораль. Я, как и Арам Ашотыч, вижу всю вашу ерунду. Я знаю наизусть все ваши повизгивания о приличиях, я знаю сколько на самом деле стоят все ваши пристойности. Ничего. Ноль. Вы требуете от журналиста, чтобы он был духовным лидером. Героем. Святым. При этом каждый из вас думает лишь о том, сколько под вашими обвинениями лайков. Сколько ток-шоу позовет вас в гости после ваших бездарных открытых писем, сколько новых подписчиков окажется в ваших несимпатичных инстаграммах (запрещенная в России экстремистская организация). Но задача журналиста лишь в том, чтобы раскопать крутую тему, сделать из нее профессиональный интересный продукт».
В том, что документальный фильм вызвал интерес, не сталось сомнений: скандальный выпуск «Осторожно, Собчак» меньше чем за четыре дня набрал 3,8 миллиона просмотров, и эта цифра продолжает расти. Очевидно, что под праведным гневом сетевых обывателей проступает вполне бытовой интерес к теме.
Психиатры и вовсе предупредили о крайней стороне такой популярности: у некоторых женщин герой передачи может даже вызвать симпатию. В отличие от стокгольмского синдрома (когда жертва находится в эмоциональной связи с агрессором), гибристофилия характеризуется сексуальным влечением к людям, которые нарушают закон. Впрочем, не обязательно романтизировать преступника, чтобы с необъяснимым интересом погружаться в очередную жуткую историю, которая особо щекочет нервы, когда маньяк вновь обретает свободный доступ к людям. Не эти ли инстинкты обслуживает индустрия хорроров и криминальных хроник?
Если бы людям не нравилось бояться — как бы парадоксально это ни звучало — фильмов ужасов (как и популярных роликов на Youtube) бы попросту не существовало. Нюанс состоит в другом: наблюдая за страшным действом со стороны, мы на самом деле не испытываем чувства опасности за свою жизнь.
Американский нейробиолог Кристофер Кох, исследуя так называемый «эмоциональный мозг» — амигдалу, пришел к выводу, что она активнее реагирует на изображения клыков, когтей, змей и прочих звериных черт, чем на образы пистолетов, террористов и орудий пыток. (Неспроста во внешности популярных героев классических ужастиков есть что-то животное: челюсти, следы крови, хищный оскал, форма тела). Выходит, погружаясь в современные хорроры, мы имеем возможность победить собственный страх. Наши инстинкты не включают тревогу «бей или беги!» — и мы можем продолжать смотреть «очень страшное кино». Вопрос, какие в этом скрытые выгоды.
«Людям нравится контролируемый страх, — рассуждает Уна Харт, писательница и автор телеграм-канала , посвященного фольклору и сказкам. — Здорово бояться, когда ты сидишь в безопасности перед экраном компьютера или телевизора и точно знаешь, что чудовище оттуда не выберется. Так ты можешь прощупывать границы своей тревожности в безопасной контролируемой обстановке. И справляться с ней.
Когда становится чересчур страшно, можно закрыть глаза или поставить видео на паузу, дав себе возможность передохнуть и сделать еще поп-корна. То есть, ты всегда можешь прекратить бояться, когда сама этого захочешь».
Интерес к бытовым ужасам и преступлениям может принести общественную пользу, если резонанс вокруг конкретного прецедента разрастется до масштабов страны — в других случаях, как предполагает Уна, речь идет лишь о прокачке личных навыков эмоционального регулирования.
Действительно, далеко не всегда можно отследить свои эмоции. И, в данном случае, честно ответить на вопрос «почему меня тянет узнать больше о леденящих душу историях?». Психолог, сексолог и автор канала Елена Третьякова объяснят возможные причины:
«Нам может нравиться погружение в жуткие подробности потому, что в этот момент мы можем дифференцировать свою группу от чужих. „Я — не жертва, меня не бьют, я не такая“ — и, соответственно, „со мной никогда такого не случится“. Получается интересная вещь: психика таким образом пытается обезопасить человека, причисляя его к другой, благополучной группе».
Еще одной причиной странного интереса, по словам Елены, может быть желание узнать логику маньяка, чтобы не попасться ему и не вести себя как жертва. Об этом же рассуждают и психиатры с опытом работы среди серийных убийц и маньяков: в их случае интерес представляет не то, о чем, например, думал преступник, пока убивал, а то, какую бы рекомендацию он дал, чтобы его не поймали (и эти советы еще ни разу не повторялись).
«Хорошо» это или «плохо», но факт остается фактом: очередная человеческая драма взлетает на вершину рейтингов и держится там пока не иссякнут подробности. Хорошо? Пожалуй: ведь общественный резонанс дает шанс предложить превентивные меры и избежать новых жертв. Плохо? Скорее, страшно: ведь «спрос рождает предложение», и этот закон работает не только в экономике. Вопрос, нужно ли поддерживать оборот лайком?
Фото: Кадр из фильма